Интервью с Бьерне Дрекслером,генеральным директором ООО «ГЕА Фарм Технолоджиз Рус».
Нам бы хотелось рассказать о нашей новой автоматизированной карусели Dairy ProQ. Мы считаем, что она способна не только изменить весь принцип работы молочной фермы, но поменять правила игры на рынке в целом. Этого уникального решения ни у кого нет. Мы опережаем другие компании на 3-4 года.
Это первая в мире автоматизированная карусель, которая может работать полностью в автономном режиме.
Dairy ProQ рассчитан на стадо от 300 до 5000 коров. Боксовый робот имеет смысл приобретать, если содержится 200 коров.
DN: Если это совершенно новый продукт, апробирован ли он уже где-то?
Сейчас Dairy ProQ проходит проверку в реальных условиях с настоящими коровами на ферме в Германии. Это настоящая установка, не просто концепция или выставочный экспонат. До конца этого года Dairy ProQ уже появится в продаже.
DN: Какие перспективы у этой установки на Российском рынке?
Какой средний размер ферм в России? Какой в Европе? Какой в Канаде? Вы сами можете ответить на свой вопрос.
Наша карусель рассчитана на стадо от 300 до 5000 коров. Можно выбрать маленькую автоматизированную карусель на 28 мест, но при размере фермы меньше 300 коров в этом нет смысла. Здесь отлично справляется наш мультибоксовый робот, рассчитанный на такое стадо.
У Dairy ProQ высокая пропускная способность. Эта карусель способна доить от 500 до 1000 коров в час.
В установке используется разработанная нами рука-манипулятор, камера для наведения манипулятора. С этой техникой проблем не будет: она давно апробирована.
В этой карусели можно вставлять и вынимать боксы. Это позволит, если возникнет какая-то проблема, использовать запасной бокс, который может храниться у фермера. Он просто на тележке подвозит новый бокс, снимает старый, ставит новый – и все. Так же можно установить аппарат для ручной дойки.
DN: То есть для каждого бокса будет запасной манипулятор?
Да.
DN: Сколько людей понадобится для этой карусели?
Конечно, на ферме с автоматизированной каруселью совсем без людей обойтись не получится. По идее ни одного оператора для доения не понадобится. Нужен только дежурный администратор, то есть всего один человек. Сегодня для обслуживания такой карусели требуется 3-4 оператора.
DN: Этому единственному человеку не нужно будет производить никаких сложных действий?
Нет. Все настолько просто, что он сможет контролировать процесс на своем планшете.
DN: Есть ли у вас техническая возможность уже сейчас поставлять это оборудование в Россию?
В конце 2013 года Dairy ProQ можно будет приобрести в России.
DN: Сколько автоматизированных каруселей вы планируете продать в 2014 году?
На данный момент у нас есть три конкретных клиента для Dairy ProQ, которые его уже ждут. Не следует забывать, что мы можем также переоборудовать любую карусель или параллель. Наш модуль можно поставить в любой доильный зал.
DN: Эти три покупателя для Dairy ProQ строят новые фермы под автоматизированную карусель?
Да.
DN: Какую гарантию вы будете давать на новую автоматизированную карусель?
Стандартную - 12 месяцев. Чем выше технический уровень оборудования, тем плотнее мы будем взаимодействовать с клиентом. Он ничего не будет чинить самостоятельно, ремонтом будет заниматься наш дилер.
DN: 12 месяцев - с момента поставки или введения в эксплуатацию?
С момента ввода в эксплуатацию, конечно.
DN: А почему только год на такое высокотехнологичное и дорогостоящее оборудование?
По желанию клиента мы можем продлить гарантию на два года. У нас нет с этим проблем: оборудование надежное.
DN: Три клиента, которые ждут начала продаж Dairy ProQ находятся в зоне сервисного обслуживания?
У нас все клиенты находятся в зоне сервисного обслуживания.
DN: Дилеры, которые будут обслуживать Dairy ProQ, все пройдут обучение?
Да, конечно.
DN: Вы считаете, что автоматизация промышленного производства молока на карусели изменит правила на мировом молочном рынке?
Да.
DN: Появились ли новые экологичные решения для Farm of the Future, связанные с Dairy ProQ?
С этой каруселью – нет. Но у нас есть много инноваций в традиционной доильной технике, которые способствуют экономии воды и электроэнергии.
Dairy ProQ, как я уже сказал, позволит нам снизить потребность в кадрах и сократить фонд заработной платы. Процесс доения станет стабильнее, в сравнении с традиционной каруселью, где используется ручной труд. У человека каждый день может быть разное настроение, он может что-то забыть или полениться. Если мы исключаем человеческий фактор и уменьшаем риск ошибок, то сэкономим деньги на ремонте оборудования и лечении животных.
DN: Все эти критерии экономии оправдывают цену на оборудование в России?
Мы просчитали все. Цена себя абсолютно оправдывает.
DN: Селекционеры специально работают над симметричностью вымени для роботизированной дойки. Этот критерий добавляется, например, при закупке нового скота. Есть ли специфические требования к характеристикам коров при работе с Dairy ProQ?
Робот работает с 95% всех коров. Естественно, если вымя достаточно нестандартное, то это может увеличить продолжительность операций. Конечно, желательно, чтобы стадо уже было отобрано. Так получится добиться расчетной эффективности.
DN: Система наведения манипулятора в Dairy ProQ аналогична MIOne?
Да, концепция такая же, но манипулятор устроен чуть-чуть по-другому.
DN: В центре установки, как в обычных каруселях, предусмотрено место для оператора?
В центре никого нет, там не нужен оператор.
MIOne, первые результаты эксплуатации.
DN: Планируете ли вы совершенствовать охват и качество сервисного обслуживания в России?
Естественно! Мы работаем над этим каждый день. DN: Есть ли у вас конкретные задачи в области сервиса на этот год?
Мы работаем над охватом новых регионов. Мы повышаем уровень подготовки наших дилеров; обучение для них мы проводим уже два года. Такие задачи не решаются за один день – это постоянный процесс. Вместе с новым оборудованием добавляются новые вопросы по инженерной части.
Мы также обучаем наших покупателей. Многие из наших клиентов не подготовлены к такому шагу, как автоматизация. Технический персонал часто не имеет такого уровня, чтобы работать на современном оборудовании.
DN: Вы хотите сказать, что нужна подготовка для работы с таким оборудованием?
Да.
DN: То есть все-таки для оборудования GEA нужен хороший персонал.
Вы не можете скотника определить на робота. Но если он умеет работать с компьютером и понимает, что два плюс два – четыре, то он справится.
DN: Прошел год, как в России появились мультибоксы MIOne от GEA. Расскажите о результатах.
В России у нас уже четыре рабочих комплекса. В Ленинградской области у нас есть очень хороший результат использования MIOne.
DN: Племзавод Красноармейский?
Да. Уровень работников фермы очень высокий, они очень мотивированы; во всем профессиональный подход.
Я могу сказать, что все четыре установки в России сейчас работают стабильно. В июне мы запускаем самую большую мультибоксовую установку совместно с компанией «ЭкоНива» в Калужской области на 1800 коров. Процесс идет. Первый опыт положителен.
DN: Помогаете ли вы хозяйствам получать кредиты на свое оборудование, в том числе в иностранных банках?
Большой проект в Калуге как раз кредитуется через немецкий банк – Hermes. Мы можем предложить в нем хорошие условия. Естественно, мы работаем со всеми банками в России: и со Сбербанком, и с Росагролизингом, и с Россельхозбанком.
DN: Как MIOne перенес экстремальную зиму?
Все нормально.
DN: Какие пути апгрейда установок MIOne вы уже наметили?
Разработка идет постоянно, но я пока не хочу раскрывать секреты.
DN: По вашей информации, все ли дилеры GEA сейчас располагают необходимыми для ремонта запчастями?
Да. Также у нас есть центральный склад в Коломне, где хранятся все необходимые детали. Доставку можно организовать самолетом в течение шести часов.
DN: Если оборудование находится в это время на гарантийном обслуживании, то доставка деталей осуществляется бесплатно для вашего клиента?
У дилера не может быть абсолютно всего на складе. Мы можем доставить критические детали в течение шести часов в центральный регион.
DN: Все ли дополнительные опции MIOne, например: обработчик сосков или датчик цвета - поставлены заказчикам?
У нас было небольшое опоздание поставок датчиков цвета, но к настоящему моменту все исправлено.
DN: Мы раскрыли Вашу точку зрения на состояние молочного рынка в интервью «Боинги для коровников» в прошлом году. Изменили ли какие-то процессы на рынке Ваш взгляд на перспективы отрасли?
Нет. Я думаю, фермы всех размеров имеют право на выживание. Мы знаем, что большие фермы уязвимы. Если возникают внешние шоковые явления, крупные хозяйства тяжелее их переносят, чем средние или семейные.
DN: Вы имеете ввиду экстремальные погодные условия?
Нет, я скорее имею ввиду экономические условия. Например, цена на молоко падает до такого уровня, что хозяйства начинают терять деньги на каждом литре молока. Возникший дефицит нужно компенсировать за чей-то счет. На ЛПХ владелец может снизить собственную прибыль до крайнего уровня, чтобы сохранить доходность хозяйства. Крупные фермы менее гибкие в этом отношении, поскольку содержат штат сотрудников.
У крупных хозяйств в одно целое связан бизнес, команда, кредиты, отчетность, обязанности перед акционерами и банками. Это серьезное дело. Если Вы вынуждены два месяца вкладывать собственные деньги в каждый литр молока, то, наверное, придется все закрывать.
С этой точки зрения, если мы сравниваем две крайности: мега-фермы и маленькие семейные фермы, то семейные фермы намного устойчивее. В Америке сейчас представлены все размеры хозяйств, и, я думаю, в России будет так же.
Если мы говорим о перспективе рынка и производства молока в целом, то у нас до 2022 года каждый год спрос будет расти относительно предложения. Я считаю, что цена на молоко будет на высоком уровне. Потребление молока растет в Индии, Китае, Индонезии, сейчас эти страны по этому показателю очень сильно отстают от нас. В Индонезии - 11 литров на душу, в Китае - уже 30 литров, в России - 250 литров, в Европе - 350 литров. Разница большая. При этом население почти в 10 раз больше.
Я думаю, спрос в этих странах будет очень быстро расти. А производство с нуля не сделать – это невозможно. В Китае сегодня себестоимость молока выше, чем в России или в Европе.
DN: А в России и спрос, и себестоимость производства молока также будут расти?
Естественно. 50% себестоимости - это цена кормов.
Прогнозировать тенденции на этом рынке я не умею и не могу. Но если мы оттолкнемся от цены на нефть и топлива в целом, то стоимость кормов будет расти.
Рентабельность молочного бизнеса останется на прежнем уровне, но она сейчас немаленькая. Если мы говорим о хороших фермах, то там рентабельность достигает 15-30%. Этого можно добиться. Значит, будет развитие.
DN: Как Вы смотрите на новые меры поддержки, заложенные в Госпрограмму 2013-2020?
Субсидии на кредит остались, но теперь они на порядок ниже. Эта мера поддержки – очень хорошая и необходимая. Без этих субсидий никаких инвестиций не будет.
DN: По заявлениям Минсельхоза РФ, как раз от субсидирования кредитов в новой Госпрограмме пытались уйти. Эти деньги стараются перенаправить так, чтобы они напрямую поступали фермерам.
Вы можете разными способами выделить деньги. Вопрос только в эффективности. Я считаю, что на литр молока очень опасно выдавать субсидии. Инвестиции мы можем контролировать, но контролировать, какое, кто и где продал молоко – это утопия.
Я думаю, что через год у нас по официальной статистике везде будет только высший сорт молока, и все себя будут чувствовать хорошо. Кто будет делать эти отчеты? Кто, сколько продал, какой сорт. Минсельхоз отчеты только получает. Вы верите, что эти отчеты будут объективными?
Я не думаю, что качество и объем молока увеличатся из-за такой меры поддержки. Я считаю, лучше стимулировать новые инвестиции и новые фермы. Там есть будущее. Я не вижу смысла финансировать фермы, которые уже не имеют права на жизнь.
DN: Как Вы считаете, дифференцирование субсидий на товарное молоко выполняет свою задачу? Не спровоцирует ли эта мера дефицит молока-сырья?
Дефицит уже есть. Мы не увеличиваем производство, а спрос все равно растет. Такие факторы, как засуха, конечно, вызывают спад производства молока.
В России существует такая практика. Если мой завод знает, что сейчас все производители молока получат субсидии по 1,30 на литр, то тогда можно снизить закупочную цену на молоко-сырье на 70 копеек минимум. И мы подпишем такой контракт.
Мы просто будем финансировать заводы, которые, в принципе, сейчас в хорошем состоянии.
DN: На фермах ваших клиентов, наверное, производится только молоко высшего сорта?
Да.
DN: На производство каких молочных продуктов они сдают свое высококлассное молоко?
Я знаю, что на сухое молоко не сдают. Я скажу так: у кого есть современная ферма и молоко хорошего качества – у того отсутствуют проблемы с ценой. За такими производителями ходят. Насколько я слышал, в разных регионах уже как три месяца они получают около 20 рублей за литр.
Если я произвожу молоко интересного для переработчика объема и хорошего качества, то за мной в России бегают.
DN: То есть тенденция на увеличение объемов и качества? Можем ли мы ориентироваться на карусели и параллели, а не на мультибоксы, как на самые популярные доильные залы в будущем в России?
Среднее стадо будет, конечно, не 3 000 коров, но больше 300. Это я могу прогнозировать.
Сейчас в России, по данным IFCN, дефицит молока 6,6 млн. тонн.
DN: Как IFCN посчитали дефицит молока в России?
Я думаю, они исходили из производства и потребления товарного молока. При расчете не учитывается нетоварное молоко.
В этом исследовании IFCN, на которое я ссылаюсь, о перспективах мирового молочного рынка сделаны интересные выводы. Я согласен с выводами IFCN, поэтому расскажу Вам о них уже как о своем взгляде на развитие отрасли.
В среднем, в мире сейчас потребляется 105 кг молока на душу населения, в Евросоюзе – 300 кг, в Китае – 31 кг и в Индонезии 12 кг. В Китае и Индонезии всего проживает почти четверть населения планеты. У них потребление молока должно вырасти почти в 10 раз.
Увеличивается население Земли, растет потребление молока на душу – эти две тенденции складываются в существенный рост спроса на молоко. Если все будут в будущем потреблять молоко на уровне развитых стран, то у нас следующие 22 года ежегодно будет прибавляться объем производства, равный годовому производству молока в Новой Зеландии, то есть 10-20 млн. тонн. Это колоссальный рост.
Люди, у которых растет доход, потребляют больше молочных продуктов.
В России производится 30 млн. молока, из них больше половины – товарное молоко. Это данные 2011 года. Это означает, что у России еще колоссальный путь впереди, который необходимо пройти. Мы могли бы сегодня закрывать весь дефицит, который демонстрирует объем импорта, только товарным молоком.
В США и Новой Зеландии товарного молока почти 100%, в Европе – 95%. В Китае, удивительно, но почти все молоко - товарное. Бразилия ушла вперед. Большая часть нетоварного молока сейчас только в Индии и в Пакистане.
Итак, IFCN задумался, кто в будущем будет производить молоко, как и где будут строиться новые фермы. В Китае и на Ближнем Востоке производство молока увеличится на 23%, в Европе на 10%, в Штатах и в России на 16%. Основной прирост произойдет в Африке, Азии и в Южной Америке.
IFCN считает, что волатильность цены сохранится, стабильных цен, какие были 10 лет назад, мы не увидим. Мы должны привыкать к новым условиям.
Производство сейчас упало из-за засухи в Новой Зеландии. В Европе и Штатах был плохой урожай в прошлом году. Сейчас у нас разница в росте производства и росте потребления составляет около 2%. Мы наблюдали, как цены в Новой Зеландии в течение трех месяцев удвоились. Скачки в цене – это нормальное явление в будущем, их амплитуда еще увеличится. Дело в том, что покупатель сможет в какой-то момент переключиться на другие продукты, а инвестиции в производство будут постоянно подгонять объем.
Кто наши клиенты? Если мы посмотрим на Россию, то средний размер фермы – 10 коров. Эти 5 млн. коров, которые производят нетоварное молоко, они действительно содержатся на таких хозяйствах, где меньше 10 коров. Мы на них не обращаем внимания, потому что считаем, что они не играют особенной роли на рынке. Мы видим настоящий промышленный стиль молочного животноводства в Штатах, в Аргентине, в Саудовской Аравии (там мало коров, но в основном только крупные фермы), в Южной Африке, в Новой Зеландии, в Австралии. Там установлено современное оборудование для масштабных ферм. Остальные страны, как мы знаем, по размеру среднего стада находятся между 10 и 30 коровами.
У нас такой подход: мы разделили всех производителей на три группы. В первую группу вошли личные подсобные хозяйства на 2-3 коровы. 50% молока на таких фермах потребляется сразу на месте, еще 50% продается. От этого производства семья получает деньги на обычные нужды.
Вторая группа – семейная ферма от 10 до 300 коров. На ней работает только семья; зарплата не выплачивается. Это основной доход семьи.
Третья группа – мега-фермы, с поголовьем стада более 300 коров. Они существуют, потому что инвестор хочет окупить вложенные средства. Это серьезный бизнес.
Доильных установок у первой категории не бывает, кредитов тоже, или они незначительные. Если есть свободные деньги, то семья может вложить их в производство.
Мега-фермы очень сильно закредитованы. Они нанимают персонал и работают как обычный бизнес.
В глобальном масштабе доля мега-ферм – одна треть, и треть же приходится на ЛПХ.
Касательно стоимости производства молока: в Китае, Штатах и Бразилии она низкая. Очень дорого молоко в Скандинавии и Канаде. Как бы все не кричали, но результат России 30,4 евроцента за литр - не дорогое молоко в сравнении. Это надо показать нашим российским производителям.
DN: Мы можем себя сравнить с Австралией и Новой Зеландией по этому критерию?
Да. Конечно, в Новой Зеландии и в Австралии другой стиль содержания – пастбищный. Зато у них зарплата и стоимость энергии намного выше.
Кто переживет сильные скачки цен на молоко и корма? Если, например, в Калифорнии люди приобретают 20 га, туда привозят 3 тыс. коров, а весь корм у них покупной, то уже через 10 лет такого хозяйства не будет. Такие фермы очень быстро обанкротятся. Для них существует большой риск в том, что эти предприятия зависят от цены на корм и им приходится постоянно лавировать между фуражным и молочным рынками.
Мы не увидим в будущем ферм, которые покупают много кормов. И скорее всего, пропадут крупные хозяйства с высокими надоями. Мы сейчас видим, как постепенно фермеры уходят от добавок в основной корм, что средний надой устанавливается на уровне 7 500- 8 000 литров, что стадо доится 2 раза в день, а не три. Постепенно замедляется гонка за высокими надоями. Риски, связанные с высокоудойным стадом, делают такой бизнес невыгодным.
Мы не увидим в будущем молочных ферм там, где земля плодородна, и хорошо растут кукуруза и зерновые. Я думаю, через 10-15 лет в Краснодарском крае производство молока либо сильно уменьшится, либо совсем исчезнет. Молочное животноводство будет уходить в те регионы, где может расти только простой корм, пригодный для сена.
DN: Почему?
Из-за маржинальной разницы производства экспортных культур и кормовых культур. Зачем я буду производить корма, если я могу на этой земле вырастить, например кукурузу и продать ее выгодно? Земля будет дорожать, и постепенно молочное животноводство будет уходить в классические регионы: Вологда, Московская область, например.
Значительно уменьшится количество хозяйств, которые пользуются арендованной землей. Это тоже дополнительный риск: если я буду терять деньги на молоке, я по-прежнему буду должен платить за аренду.
DN: Получается, что на время волатильности, пока цена не выйдет на новое плато, будут страдать все хозяйства, кроме обеспеченных собственной кормовой базой, собственной землей в не очень плодородных регионах (никто не будет на нее претендовать), собственным стадом, которое эффективно доится. То есть все, кроме идеальных ферм в идеальных условиях. Тогда критически важно знать: когда цена выйдет на новое плато?
Если мы посмотрим на цену на корма, то плато было в период с 2006 по 2010 год, затем еще на два года цена закрепилась на одном уровне. Сейчас не понятно, зафиксируется ли она на новом плато или снова пойдет вниз. Мы не можем прогнозировать. Любые прогнозы – как лотерея. Мы только можем пытаться управлять этими рисками и изменениями. Главное - делать это очень грамотно.
Нам не так важно делать прогнозы о цене кормов, как важно понимать, что будет из-за этого. Волатильность не прекратится. Возможно, это связано с глобализацией. Молоко сейчас вышло на экспортный рынок. Мы сейчас понимаем, что маленькие изменения в локальном производстве могут иметь мгновенный глобальный эффект на цену на молоко. Если в Новой Зеландии засуха, то это влияет на фермы в Висконсине: стоимость молока сразу начинает колебаться. Поэтому мы не можем узнать, какая завтра будет закупочная цена. Вместо того, чтобы тратить много времени на прогнозы, мы должны попытаться понять, где будущее, кто из производителей переживет изменения.
Раз я могу теперь свое молоко экспортировать, то я сразу привязываю себя к мировой цене. Если в мире вырастет экспортная цена на молоко, то внутреннему производителю сразу станет интересно: может быть, туда продать? Это дополнительный рынок, доступ к дополнительному потребителю.
DN: Сейчас Вы вооружены новыми знаниями о том, какие фермы выживут в будущем. По идее, Вы заинтересованы в том, чтобы поставлять свое оборудование стабильным хозяйствам. Выбираете ли вы своих клиентов так, чтобы остаться с теми, кто победит?
Мы не выбираем своих клиентов. В России больше половины хозяйств содержат меньше 30 коров. Нам, наверное, стоит искать инструменты и варианты, как мы можем помогать мелким производителям. Когда-нибудь они могут вырасти до размера семейной фермы. Поэтому сейчас мы ищем варианты для этого сегмента, чтобы ЛПХ могли увеличить объемы и производить товарное молоко.
DN: То есть GEA, работая в регионах, согласна с официальной статистикой, что 50% молока в России – нетоварное и производится в ЛПХ?
Так и есть, это факт.
DN: Участники рынка, в основном переработчики, считают, что этого молока нет и в России производится около 18 млн. тонн, из которых почти все молоко – товарное.
Они просто не могут это молоко забрать: сто литров объема не стоят того, чтобы за ними ехать.
DN: А есть ли смысл тогда вам работать с этими мелкими хозяйствами?
Есть. Это молоко все равно потребляется: его продают соседям, например.
DN: То есть вы не ставите себе задачу найти такое решение по доильному оборудованию для мелких ферм, чтобы они могли продавать свое молоко на заводы?
Переработчик за ними все равно не приедет.
Эти коровы все равно у нас есть. Согласно официальной статистике, у нас 9,5 млн. коров. 3,5 – 3,6 из них стоят на реальных фермах. Где остальные 5,5? Они есть. Они где-то бегают. Как в Индии. И производят молоко каждый день – 8 литров. Их никто не использует.
Очень актуальный вопрос сейчас: как мы можем использовать этот потенциал и развивать его дальше?
DN: Если мелкие хозяйства представляют такую большую долю в структуре поголовья национального стада, как вы собираетесь весь рынок «взорвать» автоматизированной каруселью?
Это разные категории. Мы уделим внимание и промышленным фермам, и маленьким хозяйствам.
DN: Три четверти площади страны были признаны неблагоприятными для сельского хозяйства. Согласны ли Вы с этим выводом?
По-моему, идеальных условий в мире нигде нет. Понятно, что, если я не буду мелиорировать свои земли, я не могу быть уверенным, что мне всегда хватит воды, даже если ее источник есть совсем рядом.
Хороший пример – Воронеж. Ничего экстремального, по-моему, там нет. Если не вкладывать деньги в мелиорацию, случится засуха – урожай может быть уничтожен полностью. Воды в России хватает, у нас не пустыня. В Советском Союзе была хорошо развита система мелиорации, а сейчас она развалена. Возможно, понадобится какая-то господдержка, но решить эти проблемы вполне возможно.
Если видеть всю картинку, наверное, всего 5% от суши планеты – это земли, благоприятные для земледелия. У нас в Германии тоже не благоприятный климат, а почва хуже по сравнению с Центральным Черноземьем. Но если мы сравниваем производство зерна, то у нас на 1 га поля урожай в три раза больше. Почему так?
Объявление трех четвертей площади России неблагоприятными для сельского хозяйства землями не плохо для АПК.
У России есть задача кормить большую популяцию, потому что земля есть – она должна использоваться. Все проблемы, о которых сегодня говорят фермеры, можно решить. Если бы здесь была Сахара, я бы согласился, что это не самое удачное место, чтобы растить зерно.
У нас есть огромный потенциал в пресной воде. Если мы не готовы вкладывать во что-то деньги, нет смысла ждать результат.
DN: Бьерне, у нас есть целевой показатель по производству молока для Госпрограммы развития АПК на 2013-2020 год в 38 млн. тонн молока. Как Вы считаете, он достижим?
Для этого людям надо дать возможность инвестировать – то есть дать кредиты.
DN: Насколько «длинными» должны быть кредиты?
Минимум на 10-15 лет, я считаю. Это факт. Стоит изучить амортизацию на ферме. Если кто-то Вам скажет, что шести лет достаточно, - то это сказки. Даже в супер условиях Новой Зеландии амортизация составляет где-то 8 лет.
Я считаю, это не единственное условие развития отрасли. Я считаю, что главное ограничение производства молока в России – это полное отсутствие кадровой базы. Без профессиональных кадров не будет никакого производства. Мы можем сколько угодно покупать оборудование и коров, но если они не оптимально используются и не создается реальная база кадров, которая бы обладала стажем, то все напрасно.
Этот фактор проявляется и в Китае, и в Индии, и в России.
